Не удержался, и в качества эмоционального дополнения к статье «По-немецки «цецки-пецки», а по-русски – бутерброд», решил перепечатать большой фрагмент из замечательного, литературно «вкусного» эссе Максима Кантора, опубликованного на сайте Snob.Ru. Весьма поучительное чтение для коллег, работающих с иностранными партнёрами.
Есть такая пословица: «по-немецки – “цецки-пецки”, а по-русски – “бутерброд”».
Как-то я пересказал эту пословицу своим немецким друзьям, директору Музея современного искусства Хансу-Петеру и его заместителю Зеппу: По-немецки — «цецки-пецки», а по-русски – «бутерброд»!
Мы долго смеялись. Потом Ханс-Петер сказал: Какая смешная пословица. Ха-ха. С большим чувством юмора. Да. Только здесь есть ошибка, Максим. Дело в том, что по-немецки как раз – «бутерброд». А по-русски —-«цецки-пецки».
– Что ты, Ханс-Петер, – сказал я. – Ошибки здесь нет! Это такая пословица смешная, в ней все наоборот. Ну да, слово «бутерброд» немецкое, но автор пословицы утверждает, что оно русское, а по-немецки надо говорить «цецки-пецки». Это шутка.
– Автор заблуждается, — терпеливо возразил Ханс-Петер, – по-немецки говорить «цецки-пецки» не надо. Такого слова нет.
– Это нарочно, Ханс-Петер! Нарочно! Здесь все перевернуто, поставлено с ног на голову для смеха.
– Ха-ха, — сказал Ханс-Петер, – я понимаю юмор этой пословицы. Он очень смешной. Но будет еще смешнее, если сказать правильно. Я даже думаю, что в пословице, которую придумал народ, все правильно сказано, ты просто забыл порядок слов. Звучит пословица так: «По-немецки – “бутерброд”, а по-русски – “цецки-пецки”». Так даже будет еще смешнее.
– Да, – сказал Зепп, подчиненный Ханса-Петера, – так будет гораздо смешнее. По-немецки «бутерброд», а по-русски «цецки-пецки». Вот это смешная пословица. Ха-ха.
– Но по-русски нет слова «цецки-пецки».
– По-немецки, – уточнил Ханс-Петер, – такого слова тоже нет. Именно это мы стараемся тебе объяснить. Ты теперь понял всю нелепость ситуации?
– Понимаешь, – сказал я, – слово «цецки-пецки» – это бессмыслица. Это чушь. Это сознательно произнесенная абракадабра.
– В немецком языке, повторяю, – терпеливо повторил Ханс-Петер, – такого слова тоже нет. Это не имеет никакого смысла.
Зепп молчал, давая высказаться старшему по званию, но он кивал, подтверждая мысль директора музея.
– В немецком языке, – развил свою мысль Ханс-Петер, – есть слово «бутер», оно означает «масло», и слово «брот» – оно обозначает «хлеб». То есть, хочу я сказать, словосочетание «бутерброд» не является чуждым немецкому словарю. Отнюдь нет. Хотя мы и не употребляем слова «бутерброд», оно не чуждо нашему языку. Однако ни слова «цецки», ни слова «пецки» у нас в словаре нет. В силу этого и сочетания «цецки-пецки» тоже быть не может. Я предполагаю, что если поискать в русском словаре, то ты можешь найти аналоги слову «цецки» или слову «пецки», и тогда все встанет на свои места.
– Возможно, – позволил себе замечание Зепп, – это словосочетание взято из языков тех республик, которые входили в состав Советского Союза.
– Да, вполне разумно, – согласился Ханс-Петер, – я бы поискал среди этих ресурсов также. Например, можно поискать в словаре Туркменистана.
– Или Узбекистана, – сказал Зепп.
– Ханс-Петер! – сказал я, – разве ты не видишь, что вся прелесть этой пословицы в ее нелепости? Здесь вся штука в незнании языков. Пословица предполагает, что по-немецки слова звучат нелепо и неразборчиво, а по-русски все понятно. Как же ты не видишь, что в этой пословице много самоиронии! Ну вот смотри. Данная пословица утверждает, что «цецки-пецки» это немецкие слова…
– Ошибочно утверждает, – заметил Ханс-Петер.
– Да, утверждает ошибочно. Согласен.
– Рад, что мы прояснили этот пункт. Наконец-то.
– Заведомо ошибочно утверждает, да! Автор пословицы…
– Значит, есть конкретный автор?
– Да нет же! Автор – народ! Вот я и говорю, что автор пословицы, то есть народ…
– Тогда я бы не стал употреблять слово «автор». Скажем так, автор имперсонален.
– Хорошо! Народ, придумывая эту пословицу, знал, что словосочетание «цецки-пецки» – просто набор букв, бессмыслица! Знал отлично!
– Но зачем использовать бессмыслицу? – поинтересовался Ханс-Петер.
– Особенно странно использовать бессмыслицу в том случае, – позволил себе замечание Зепп, – если речь идет о различии языков, о сравнении морфем.
– Верно, это работе по изучению чужого языка не поможет, – поддержал Ханс-Петер реплику подчиненного, – для чего же использовать бессмыслицу?
– Чтобы показать свое представление о чужих языках! Чтобы показать, что у иностранцев все звучит непонятно! Вот у нас, у русских, говорит пословица, все звучит предельно ясно — и тут же приводится немецкое слово. Это ведь парадокс, нонсенс! Сказать, что у русских понятные слова, – и привести в качестве примера слово немецкое! В этом состоит ирония пословицы. Ведь слово «бутерброд» нерусское. А пословица утверждает, что оно русское. Это ирония такая у народа. Самоирония, если угодно.
Мне показалось, что я объяснил все понятно. Я даже немного устал. Вероятно, я говорил избыточно длинно, но это было необходимо, надо же наконец все растолковать.
– Я понял твою мысль, – сказал мне Ханс-Петер. – Ты хорошо все объяснил, и насмешка над самодостаточностью культуры мне кажется остроумной. Да-да, это смешно. Самоирония культурного дискурса – это всегда смешно. Однако данная острота звучала бы более осмысленно и последовательно, если бы ты сказал так: «по-немецки – “бутерброд”, а по-русски – “цецки-пецки”». Видишь ли, тот факт, что русские неправильно производят слово «бутерброд» из двух составных «бутер» и «брот», и ведет, полагаю я, к образованию таких непонятных сочетаний, как «цецки-пецки».
– В сущности, заведомую нелепость словосочетания «цецки-пецки» мы и должны рассматривать как своего рода рефлексию на образование слова «бутерброд», – сказал Зепп.
Он недаром ел музейный хлеб, этот парень. Он отстаивал разумные позиции семантики так стойко, как некогда его предки, сопливые мальчишки из Гитлерюгенда, когда дрались за Зееловские высоты.
– Образование слова «бутерброд» и порождает рифму – русское слово «цецки-пецки»!
– Слово не русское, – я чувствовал, что разговор зашел в тупик.
– Хорошо, туркменистанское.
– Ханс-Петер и Зепп, – сказал я в ответ, – вы напрасно подходите к делу так серьезно. Это просто смешная пословица. – Признаюсь, мне она уже смешной не казалась, эта пословица. – Вся соль – в ошибках. В ошибках! По-немецки – «цецки-пецки», а по-русски —-«бутерброд»!
– По-немецки – бутерброд! – Ханс-Петер заговорил резко. – Пусть с оговорками, но я могу допустить такое звучание. Пусть! Это нелепо – но пусть! Бутерброд! Ха-ха! Ирония! Но не «цецки-пецки»! «Цецки-пецки» – это по-русски.
– По-туркменистански, – сказал Зепп.
– Да, возможно, по-туркменистански.
Я уходил из музея с тяжелым чувством. Зачем только я заговорил про этот бутерброд. Так иногда бывает, когда споришь о Сталине и демократии, фашизме и социализме, как правило, собеседники настолько возбуждены своей гражданской позицией, что ничего вокруг не слышат. Но тут-то никакого Сталина — просто «цецки-пецки».
